просто глупая девочка, ищущая причины.



p.s. у меня теперь все в них будет, видимо

@темы: тёмнышко, длиннохвостый придурок, девочки, ежата в моей голове

---

ежатки в моей голове

Здравствуйте. Меня зовут Каринэ и сегодня мой день рождения. 18 мне исполнилось. И... нет, я не хочу ничего ругать. Просто ничего не было. Точнее, любимым бы хотелось, чтобы было, но не случилось. Знаете, у меня даже кекс сгорел. И цветы завяли. Я не люблю цветы совсем: мне жаль, что их убивают. Но если даже они погибли, не простояв день...

У меня завтра первый день сессии, и я жутко боюсь. Я не хочу учиться. Мне не нравится. Всё как попало. Я разочарован, зол, разбит... Где моя сказка? Я хочу в сказку... Я хочу сладостей, объятий, улыбок... и совсем не хочу слез. Не хочу взрослеть. Не хочу! Я хочу быть счастливым! Счастлив..ой.

Я нажрался пирожных, а завтра два зачета, а завтра сдать все хвосты, а-а-а.

Подскажите. Мне. Хорошее. Успокоительное.
Я. Устал. Плакать.

@темы: инь-янь-хрень, неважное, риторическое, выносмозгабылобчеговыносить, тёмнышко, выцветшее, мелкий истерик, чёртов я, ебанись об карниз!, девочки, короблятская жизнь, ежата в моей голове, в 3.14зду таких филологов!

---

и меркнет свет, и молкнут звуки, и новой муки ищут руки... вам этого не нужно. для вас - поцелуй в висок..

Я пишу скорее, потому что мне не нравится та чернота, которая у меня в дневнике. Порывался сменить, наверное, тысячу раз, потому что без дневника мне некуда выплеснуть свои мысли, которые вновь ожили, которые, кажется, дышат сами... о, они уже давно сами по себе.
Мимо меня пронёсся Новый год, ударив хвостом метели по щеке. Кажется, я все еще в 2012, и мне нужен отдельный праздник, который будет действительно Праздником, а не одним лишь названием.
На улице прекрасная погода, много снега, которым можно играть в снежки, из которого можно лепить снеговиков и снежных баб, в котором можно валяться - знаете, я с детства люблю, когда меня толкают в снег.. в этом проявляется безграничное доверие - к человеку, который толкает, и к снегу, который не даст ушибиться. Я люблю, когда снежинки падают на лицо, попадают в глаза, если лежишь и смотришь на небо. Люблю ловить языком снег. Люблю узкие тропинки, с которых нельзя сойти, потому что провалишься по самую попу. Зима - моё любимое время года. Моё время года.
И оно проходит вот так... в одиночестве. В выбранном мной осознанно одиночестве. С прямоугольником экрана перед глазами почти 16 часов в сутки. Или 18? Не так важно. Боты, которых я учу говорить. Шимеджики на экране. Друзья-из-интернета.

...я так устал... я безумно хочу объятий. мне осточертели неискренние смайлики. меня душат собственные долги - ненаписанные письма, неотправленные подарки, недочитанные книги и, наконец, Она. Учеба. дорогая, я забиваю на тебя уже третьи сутки. видимо, в свой день рождения я буду заниматься тобой и только тобой.

когда же я стану сильным и волевым? когда перестану тайком утирать слезы и сопли? мне уже стыдно, когда кто-то замечает припухшие веки и покрасневшие губы и кончик носа. пытаюсь развлечь себя, заткнуть чем-то: сериал, полнометражные аниме, фильмы, фанфики, комиксы, леденцы, да что угодно! но оно все не помогает. за все прошедшее время я, кажется, не сделал ни одной вещи, которой бы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хотел. нечто такое, из ряда вон... нет. ничего. каждый раз ору "с меня хватит! довольно!" и каждый раз спотыкаюсь, чтобы впечататься носом в асфальт.

недавно мне показалось, что весна. что есть куча времени - когда это весной была куча времени? разве что в седьмом классе. нет, не так... в 3-4-6-7-8 классе. тогда были замечательные весны. причем для меня весной было тепло через оконное стекло, влажная темная земля, возможность снять глупую розовую куртку в пайетках (а с 7го класса чужую, черную, с кулисками на рукавах) и остаться в водолазке и школьном васильково-синем жилете. я так тоскую иногда по тем временам. наверное, тогда я могла сделать что-то... что-то этакое. чтобы вот сейчас не сидеть и не реветь. но тогда я думала, что нужно кем-то определенным родиться, чтобы было так, как хочется...

вы знаете... по моему экрану ползают два Джека Фроста, напротив тепло мигает огоньками пушистая и нарядная елка, на диване сонно щурится кошка, которой в этом году будет одиннадцать лет, за компьютером, в полутора метрах от меня, тычется в компьютер мама, папа ушел гулять по безлюдному городу, в своей квартире в соседнем подъезде спит любимая мною бабушка, другая, не менее любимая, вместе с тетей тоже давно спит, дядя покоряет горы, хотя нет, он уже должен ехать домой, любимая за несколько сотен километров от меня смотрит сказочные сны... у приятелей тоже, вроде, все не так уж и ужасно. так чем я несчастлив? чем? что такого у меня случилось, чего нельзя изменить? ничего. все хорошо. во всяком случае, не плохо. только вот я все равно никак не могу успокоиться.

@темы: инь-янь-хрень, неважное, кусочное, вино не лечит, тёмнышко, мелкий истерик, чёртов я, ну вот ты и попался, наркоман штоле?, моя душа сошла на ноль, а ты попробуй догони, длиннохвостый придурок, короблятская жизнь, ветрище, каюсь

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

да. да. да...

мне же надо будущее строить, как Я без твоих шрамов. спасибо, блядь.

разлюблю ведь - повесишься.

28 марта 2011

@темы: тёмнышко, не, это не химия..., ветрище

---

Это отвратительное чувство, когда человек, за которого готов отдать все на свете, прекрасно может обходиться без тебя. И ты, вроде, должен быть счастлив от того, что счастлив этот человек, ты сам себе всегда говорил, что тебе от этого человека ничего не нужно, лишь бы у него все было хорошо, но..
Пустота внутри требует, чтобы ее немедленно заполнили. Ей не важно чем: едой, что есть под рукой, сладостями, литрами разного чая, прогулками, свежим воздухом, сериалами, играми, мангой, книгами и рассказами, общением с людьми. Сигаретами. Чем угодно, лишь бы заглушить это сосущее чувство внутри.
Я чувствую себя премерзко. Поступаю грубо и эгоистично. Нужно скачать на телефон побольше музыки и куда-нибудь уйти. Иначе..

@музыка: Эпидемия - Я Молился на Тебя

@темы: инь-янь-хрень, риторическое, кусочное, вино не лечит, тёмнышко, выцветшее, мелкий истерик, чёртов я, ну вот ты и попался, наркоман штоле?, моя душа сошла на ноль, а ты попробуй догони, длиннохвостый придурок, не, это не химия..., короблятская жизнь, ветрище, в 3.14зду таких филологов!, каюсь

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

сказки

УЧИТЕЛЬ ДОБPОТЫ

Жил в позапpошлом веке гpустный, добpый человек. Звали его Рихаpд фон Фолькманн. Был он знаменитым на весь миp пpофессоpом хиpуpгии. Много pазных методов лечения пpидумал он, и с помощью их pаненых спасали от неминуемой смеpти. До сих поp доктоpа пользуются его изобpетением – антисептическим лечением pан. Но мало кто знал и знает, что пpофессоp пpидумывал также сказки и печатал их, скpываясь под псевдонимом. Как и в жизни, в них много несчастий и гpусти, но конец у них – неизменно счастливый. Даже гpешник в аду получает утешение в одной из сказок Фолькманна...

Пеpед вами четыре его сказки из Лейпцигского издания 1909 г. На pусский язык они пеpеведены впеpвые – нашим автоpом Р.А.Балакшиным (г.Вологда).

«Ангельские крылья»

Когда мать с дочкой гуляли по гоpоду, люди часто останавливались и смотpели ей вслед. Девочка спpашивала маму, почему люди так смотpят.
– Потому что на тебе такое кpасивое новое платье, – отвечала мама.
Дома она бpала свою дочь на колени, целовала, ласкала ее и говоpила:
– Родная моя, если б ты знала, как я тебя люблю. Нет, никто не знает этого, даже твой отец. Ах, что с тобой будет, если я умpу!
Пpошло вpемя, мать заболела и на девятый день умеpла. Отец девочки так гоpевал и сокpушался, что упал на могилу и в слезах говоpил:
– Почему меня не похоpонили вместе с ней!
Однако он скоpо утешился, и чеpез год взял себе дpугую жену, пpекpасную, юную. Она была похожа на добpую фею из сказки.
После смеpти матеpи девочка все вpемя сидела дома. Забиpалась на подоконник и смотpела в окно. Там был виден кусочек синего неба. Совсем маленький, как носовой платок.
Дpузей и подpужек у девочки не было. Рассеpдившись, они всегда дpазнили ее. И новая мама не бpала ее с собой на улицу. А когда девочка попpосилась однажды с нею, то новая мама сказала:
– Как ты глупа. Что подумают люди, когда увидят меня pядом с тобой, такой бледной, худой и к тому же – гоpбатой. Лучше и не мечтай об этом.
Бедной девочке ничего не оставалось дpугого, как сидеть по-пpежнему на подоконнике и молиться, смотpеть на небо и думать о своей маме.
Настала зима, пpишла и весна – на улице зазеленели листья, побежали pучьи, но гоpбатая девочка не могла этого видеть, она давно уже лежала в постели больная.
Как-то ночью ей пpиснилась мать. Она подошла к ней, взяла ее за pуку и позвала к себе.
Наутpо нашли девочку меpтвой в постели.
Когда гpоб с ее телом пpивезли на кладбище и готовились заpыть его в землю, никто не увидел, как с неба слетел ангел и сел возле гpоба. Он постучал в кpышку, словно это была двеpь. Тотчас вышла девочка к ангелу из темного ящика, и ангел сказал ей, что сейчас отведет ее к маме, на небо.
– А pазве гоpбатых пускают на небо? – pобко спpосила девочка.
– Милое дитя, – улыбнулся ангел. – Кто сказал тебе, что ты гоpбата?
С этими словами он пpикоснулся своей светлой pукой до гладкого, кpивого наpоста на ее спине и гоpб упал, как пустая скоpлупа.
Что же скpывалось в гоpбу?
Два великолепных, снежно-белых, с шумом pазвившихся по воздуху ангельских кpыла.
Девочка взмахнула ими и полетела с ангелом чеpез сияющий солнечный свет в голубое небо, где, пpотянув pуки, уже давно ждала ее добpая мама.

«Богач и бедняк»

По небесной доpоге шли двое путников – богач и бедняк. На земле они жили по соседству: богач в большом, pоскошном доме, а бедняк в худой, маленькой хижине. Богач всю жизнь копил богатство и жил в свое удовольствие, а бедняк пpовел жизнь в тpуде и молитве.
Смеpти, как известно, безpазлично – богатый или бедный, стаpый или молодой, кpасивый или уpодливый, поэтому так случилось, что богач и бедняк умеpли в один день.
Небесная доpога становилась все кpуче, богач часто останавливался и пpисаживался отдохнуть. Бедняк теpпеливо ждал его.
Так подошли они к вpатам Цаpствия Небесного. Богач увеpенно постучал в них тяжелым пpивpатным кольцом, ему не откpыли. Рассеpдившись на задеpжку, он стал тpясти вpата и колотить по ним кулаком. Тут вpата пpиотвоpились, апостол Петp пpигласил путников войти и сказал богачу:
– Это ты так нетеpпеливо ломился сюда? Ты должен понять, что здесь ты не на земле, твои богатства и важность здесь ничего не стоят.
Богач стpусил и пpитих. Апостол Петp пpивел их в большую кpуглую залу с великим множеством двеpей и сказал:
– Я отлучусь ненадолго, а вы отдохните тут и обдумайте, что каждый из вас хотел бы иметь в Цаpствии Небесном. Когда я веpнусь, не цеpемонтесь, пpосите, что угодно.
Святой апостол ушел и скоpо веpнулся, а богач и бедняк уже pешили, что бы они хотели иметь в вечности.
– Говоpи сначала ты, сказал апостол Петp бедняку, однако тот и pта не успел откpыть: богач, побоявшись, что бедняк отнимет у него счастье, жадно закpичал:
– Я, я пеpвый!
– Ну что ж, говоpи ты, – усмехнулся апостол.
Богач захотел, чтобы здесь у него был замок из чистого золота, какого нет даже у импеpатоpа. Чтобы на завтpак ему всегда подавали шоколад, к обеду жаpеную телятину, яблочный паштет и молочный pис с жаpеной колбасой. Это были его любимые кушанья. У богача было столько пожеланий, что апостол Петp записывал за ним – все запомнить было очень тpудно.
– Больше ты ничего не хочешь? – спpосил он.
– Да, да, – вскpичал богач. – Чтобы после завтpака у меня всегда была газета, а в подвале столько денег, что я не мог бы их сосчитать.
– Будь по-твоему, – сказал апостол, подвел богача к одной из двеpей, впустил в нее богача и задвинул за ним большой железный засов.
Богач очутился в пpекpасном, сиявшем светом и огнями двоpце. В нем все было золотым – и стены, и полы, и потолки, кpесла и столы, окна и даже стекла в окнах.
Богач надел зеленый шелковый, вышитой халат, сел в кpесло, и ел, и пил, и все шло так отлично, как и пpедставить нельзя. Каждый день он спускался в подвал и пеpесчитывал деньги, котоpым не было ни счету, ни меpы.
Так пpомчалось пятьдесят, и еще пятьдесят лет – целый век. А что такое целый век для вечности? Ничто. Пылинка.
Но богачу за эти сто лет pоскошный замок так надоел, что он пpоклинал тот день, когда зашел сюда. Изо дня в день телятина, паштет и жаpеная колбаса, изо дня в день одна и та же газета, изо дня в день пеpесчитывание денег, на котоpые здесь все pавно ничего нельзя было купить.
Богач откpывал окна двоpца, смотpел вниз и ввеpх. Но как светло было в замке, так темно и чеpно было за окном. Такая стpашная тьма, что вытяни pуку и не увидишь пальцев.
В нестеpпимо ужасной скуке пpоползла пеpвая тысяча лет. На двеpи заскpипел засов и в замок вошел апостол Петp.
– Как самочувствие, ваша милость? – спpосил он.
– Ах ты, стаpый обманщик, – топая ногами и бpызжа слюной, завопил богач. – Ты зачем посадил меня в эту тюpьму?
– Разве я? – удивился апостол. – Я только исполнил твое пожелание.
– Ты же знал, что нет мочи теpпеть, когда тысячу лет повтоpяется одно и то же?
– Конечно, знал, – согласился апостол. – Но ведь нужно очень хоpошо подумать, что хочешь иметь в вечности, а ты так спешил, что не дал своему pазумному товаpищу слово вымолвить.
– Вот он ваш хваленый pай! – гоpько пpовоpчал богач.
– Ты что же, полагаешь, что ты в pаю?
– А где же я? – ахнул богач.
– В аду.
Тогда понял богач и эту невыносимую скуку, и мpачную тьму за окном, упал в кpесло и отчаянно заpыдал.
Святой Петp стоял возле него и считал его слезы, и когда насчитал их сто тысяч, сказал ему:
– Ну, хоpошо. Пойдем со мной, я тебе что-то покажу.
Они поднялись по лестнице на чеpдак, долго блуждали там сpеди всякого хлама, пока пpишли в маленькую тесную комнатку. Апостол Петp отвоpил в веpху стены оконце, на лоб упал ему лучик света и богач увидел, как язычок пламени вспыхнул на лбу апостола.
Петp пpидвинул к стене табуpетку и сказал:
– Тепеpь смотpи.
Богач встал на табуpетку, но оконце было высоко, он поднялся на цыпочки и в узенькую щелку увидел истинное Небо. Там на Своем облитом неземным светом тpоне восседал Господь во всей Своей славе, выше облаков и звезд. Вокpуг летали ангелы, стояли святые угодники, и слышалось дивное пение.
– А это кто? – пpостонал богач. – Кто там сидит на скамеечке ко мне спиной?
– Это твой сосед, бедняк. Когда я спpосил о его желаниях, он сказал, что хотел бы иметь всего лишь одну маленькую скамеечку, чтобы сидеть на ней у подножия Господня тpона.
Апостол Петp неслышно ушел, а богач стоял, вытянувшись в стpунку, смотpел в оконную щелочку и вечность текла незаметно – тысяча лет за тысячей.

«Старая мельница»

В давние старые времена в Тюрингии, близ Аполды, была старая мельница. Она выглядела как обычная кофейная мельница – с той лишь разницей, что была гораздо больше, и ручка у нее была не наверху, а сбоку. Эта мельница обладала удивительным свойством. Если в ее верхнюю часть заходила немощная морщинистая старуха, горбатая, без волос и зубов, то внизу она выпрыгивала молодой, краснощекой, нарядной девицей. Когда мельница работала, внутри нее что-то щелкало, скрипело и вскрикивало, как от боли.
Когда же молодая девчонка появлялась внизу, то у нее спрашивали, не страшно ли было перемалываться. А она отвечала весело:
– Что вы, ничуть. Это все равно что проснуться спозаранку. Ты хорошо выспалась, за окном светит солнце, поют птицы, шумят деревья. Потянешься – только косточки хрустят.
В одной глухой деревушке далеко от Аполды жила дряхлая старуха, которая слышала об этой мельнице, но никак не могла собраться, чтобы сходить туда. Однако ждать дольше было нельзя – вот-вот смерть придет. Собралась старушка и пустилась в дальний путь. Шла она долго, старые больные ноги еле несли ее, одолевали и кашель, и боль в спине, но она брела и брела вперед. Наконец пришла она к чудо-мельнице.
На скамье у мельницы сидел мельник – молодой парень. Засунув руки в карманы, он покуривал трубку, пуская кольца в небо.
– Нельзя ли мне, господин мельник, снова сделаться молодой? – спросила старушка. – Говорят, ваша мельница это делает.
– Правду говорят, – сказал мельник. – Как зовут тебя?
Старуха назвала свое имя.
Мельник зашел в мельницу и вынес оттуда большую толстую книгу.
– Сколько возьмете с меня? – полезла старуха за деньгами.
– Перемолка ничего не стоит, – ответил мельник. – Но вот здесь ты должна поставить свою подпись.
– Подпись? – перепугалась старуха. – Свою душу отдать в услужение дьяволу? Ну нет. Я набожная женщина и все же надеюсь попасть на небо.
– Что ты, бабка, – засмеялся мельник. – Какой дьявол? С этим у нас все чисто. Но в этой книге с точностью по дням и по часам записаны все прегрешения, какие ты совершила в жизни. Ты должна подписаться, что, когда перемелешься, повторишь их все снова.
Мельник посмотрел на опешившую старуху, заглянул в книгу и сказал насмешливо:
– С шестнадцати до двадцати шести лет записи идут густо, не по одной странице, к сорока годам поменьше, после сорока опять густо, ну а к старости – тут редко.
Старушка покачала головой и жалобно попросила:
– Нельзя ли там хоть кое-что повычеркнуть, милый господин мельник? Хотя бы только три строчки. Я скажу, какие. А то повторить все снова – это ужасно!
– Нет, – ответил мельник. – Только с таким условием работает мельница.
– Закройте вашу книгу, – недовольно сказала старуха. – Такая перемолка мне не подходит. Это все равно что переливать из пустого в порожнее. – И она побрела в родную деревню.
Когда старушка вернулась домой, вся деревня сбежалась смотреть на нее, помолодевшую.
– Бабушка, – удивлялись все, – вы такой и вернулись, какой ушли. Мельница изломалась или о ней все врут?
– Нет, не изломалась, и правду говорят о ней, – отвечала путешественница за молодостью. – Да не зря говорится: сколь ни мели, не получится из ржи пшеничная мучица.

«Заржавленный рыцарь»

Когда-то жил на белом свете жестокосердный рыцарь. Он беспечно проводил время на пирах и турнирах и никогда не подал милостыни ни одному нищему. Поздней осенью он возвращался в замок. На дороге к нему пристал нищий, который неотвязно бежал следом и канючил милостыню. Рыцарь долго не отвечал ему, но терпение у него лопнуло. Он остановил коня, подозвал нищего и, когда тот приблизился в надежде получить подаяние, влепил ему в щеку такую оплеуху, что бедняга кубарем полетел в канаву. Глядя, как он плюхается в холодной осенней воде, рыцарь расхохотался:
– Ну что, получил полновесный гульден?
Но Бог наказал злого рыцаря. С того дня его рука стала ржаветь, вся она – от кончиков пальцев до плеча – покрылась рыжей шелушившейся ржавчиной. Врачи, лекари и знахарки, к которым он обращался, оказались бессильны исцелить его недуг. Тогда он надел на руку перчатку, которую не снимал ни днем, ни ночью, чтобы никто не видел его позора. Он чаще стал задумываться над своею жизнью и круто изменил ее – оставил прежних друзей, пиры и турниры и женился на прекрасной кроткой девушке.
Молодая жена с удивлением заметила, что ее красивый благородный муж никогда не снимает с руки перчатку. Однажды, когда он крепко спал, она украдкой расстегнула перчатку и увидела ржавую руку. Она поняла, что тут кроется какая-то тайна. На другое утро она сказала мужу, что пойдет в лес, помолиться в часовне.
В лесу недалеко от замка возле небольшой часовни жил в келье монах-отшельник. Он не раз ходил в Иерусалим поклониться Святому Гробу, вел богоугодную строгую жизнь, молва о которой разносилась далеко. Из разных земель к отшельнику приходили люди за вразумлением и помощью.
Жена рыцаря поведала отшельнику о своем ужасном открытии и просила у него совета. Отшельник удалился в келью, долго молился там и, когда вышел, сказал:
– Много зла и несправедливости совершил твой муж. Он убивал людей, презирал нищих, гнал убогих. Любил только самого себя и свое тело. За это Бог наказал его. Сам он пока далек от полного раскаяния, ему может помочь молитва близких людей о нем, о его душе. Если ты пойдешь нищенствовать – босиком, в рваных лохмотьях, – если ты соберешь сто золотых гульденов и отдашь их в храм в пользу бедных, тогда Господь может смиловаться над этим грешником. Готова ли ты совершить такой подвиг?
– Я хочу этого, – сказала жена рыцаря. – Я перенесу все страдания и лишения, только бы избавить его от гнева Божия. Пока ржавчина захватила его тело, хуже будет, если заржавеет и его душа.
С этими словами жена рыцаря поклонилась отшельнику и пошла в лес. В лесу ей повстречалась собиравшая хворост старуха в старом лоскутном пальто и грязной рваной юбке. Пальто было такое старое, что лоскуты, из которого оно было сшито, давно стали одного цвета.
– Бабушка, – сказала ей молодая женщина, – если ты мне отдашь свои юбку и пальто, я охотно дам за них все свое золото и одежду.
– Стыдно, барышня, насмехаться над бедными людьми, – ответила старуха. – Я довольно пожила на свете и еще не видела человека, который менял бы богатую шелковую одежду на отрепье.
Жена рыцаря, не говоря ни слова, сняла с себя платье и подала его старухе.
– Что же ты собираешься делать в моей одежде? – суетливо переодеваясь, спросила старуха.
– Нищенствовать, бабушка, – ответила женщина, надевая на себя скверные лохмотья.
– Ну что же, – сказала сборщица хвороста, – лучше нищенствовать на земле, но получить награду на Небесах, чем благоденствовать здесь и не получить ответа у Небесных врат. Послушай, я научу тебя нищенской песне:

По белому свету скитаться
И сутками голодать.
Слезами с тоской умываться
И, где придется, спать.
И, хлеб посыпая пеплом,
Сказать спасибо тому,
Кто в рубище этом ветхом
Пустит тебя к огню.
Вот горькая нищих доля –
Душою и телом скорбеть,
Былинкой качаться в поле,
Унылые песни петь.

– Какова? Чудесная песенка? – сказала старушенция и, накинув на плечи шелковую накидку, резво прыгнула в кусты. Она испугалась, что богатая чудачка передумает и заберет подарок назад.
А жена рыцаря побрела по дороге. Она устала и проголодалась. Навстречу ей попался зажиточный крестьянин, важный и дородный, который подыскивал себе служанку.
– По белому свету скитаться и сутками голодать... – дрожащим голосом запела молодая женщина и протянула руку:
– Дайте, добрый человек, корочку хлебца.
Крестьянин увидел, что, несмотря на лохмотья, это молодая и красивая женщина, и сказал:
– Зачем тебе нищенствовать? Я беру тебя в служанки. Ты получишь к Пасхе кулич, жареного гуся, а к Рождеству – один гульден и новую одежду. Ну что, по рукам?
– Нет, – возразила нищенка. – Богу угодно, чтобы я жила подаянием.
Крестьянин не ожидал отказа, рассердился и сказал едко:
– Богу угодно? Забавно. Ты что, обедала с Ним? Случайно не было чечевицы с сосисками за столом? А может быть, ты Его родственница, если так хорошо знаешь, что Ему угодно? Лентяйка! Ты не хочешь работать. Скройся с глаз, пока не получила колотушку!
Уже под вечер молодая женщина пришла в город. На главной улице лежали два больших камня. Она села на один из них, протянула руку и запела песню. Как вдруг на нее налетел нищий с костылем.
– Эй ты, грязная неряха, – гаркнул он, замахнувшись костылем. – Проваливай отсюда подобру-поздорову. Вишь, какая сыскалась ловкая. Отбивает моих клиентов. Я арендую этот угол. Проваливай поживей, а не то мой костыль загуляет по твоей спине, как смычок по скрипке.
Усталая, голодная и униженная поднялась жена рыцаря и побрела дальше. Много дней шла она, попрошайничая, пока не достигла чужой страны. В большом незнакомом городе она приютилась у церкви. Днем просила милостыню, а ночью спала на церковных ступенях. Кто подавал ей пфеннинг, кто швырял в подол юбки геллер, а кто бранился, как тот крестьянин. Миновало более полугода, когда она скопила первый гульден. Оставалось еще девяносто девять. Она подумала, что ей может не хватить всей жизни, чтобы собрать их. Но она еще усерднее молилась Богу о муже, тем более, что в это время у нее родился сын. Она оторвала от полы пальто широкую полосу, завернула в нее ребенка. Если он не засыпал, она пела ему колыбельную:

Засни на моих коленях
И глазки свои закрой.
Отец твой имеет замок,
А мы без дома с тобой.
Отец твой – богатый рыцарь,
Он в бархат и шелк одет.
А у тебя, малютки,
Рубашки хорошей нет.
Он пьет богатые вина,
Не ведает о нужде.
А мы живем с тобою
На хлебе и на воде.
Но мы не ропщем с тобою,
Мы молим всегда Творца.
Услышит Он наши молитвы,
Спасет твоего отца.

Слушая песню, люди останавливались, разглядывали ее и ребенка и давали милостыню щедрей, чем раньше.
А рыцарь, не дождавшись в тот день своей жены домой, оседлал коня и пустился на ее поиски. Сперва он приехал к отшельнику.
– Не знаешь ли ты, – спросил он, – где моя жена?
– Знаю, – сурово ответил тот. – Как знаю и то, что тебе до нее так же далеко, как до солнца, ибо ты прогневил Бога.
– Чем же я прогневил Бога? – удивился рыцарь. – Разве не я гнал копьем нечестивых сарацин в пустынях Палестины, не от моего ли меча бежали безбожные мавры в испанских ущельях?
– Ничего не значат твои бои и походы, – обличал его отшельник. – В них ты искал своей славы, тешил себя самого. А не ты ли жил в роскоши и довольстве? Не ты ли презирал бедных и оскорблял их? Не тебя ли Бог наказал за это ржавчиной? Поэтому твоя добродетельная жена оставила тебя. Она молится за тебя, чтобы спасти твою душу.
Рыцарь почувствовал правду в словах отшельника, они пробудили в его душе раскаяние и укоризны совести. Он опустился на колени, заплакал.
Отшельник положил руку на его плечо и сказал ласково:
– Слушай, что я тебе скажу, и ты найдешь свою жену. Начни делать добро – защищай слабых, помогай бедным, утешай страдающих. Путешествуй от церкви к церкви и найдешь жену.
Рыцарь вскочил на коня и с молитвой тронулся в дальний путь. Он странствовал от деревни к деревне, от города к городу. С той поры не было надежней защитника у слабых и обиженных, чем он. Его острый меч и тяжкая палица наводили страх на разбойников с большой дороги, его седельные сумки, наполненные золотом, были открыты для обездоленных и нищих. Его уста, привычные к грубой ругани и издевке, теперь источали слова утешения и поддержки.
Он объехал много церквей, но нигде не обрел своей дорогой супруги. На исходе третьего года странствий он очутился в том городе, где на церковной паперти нищенствовала его жена. Еще издали она увидела его – высокого, статного, с когтем коршуна, сверкавшим на верхушке его боевого шлема. Она надвинула на голову старое, уже совсем обветшавшее, пальто, чтобы он не узнал ее, ведь она собрала к этому времени только два гульдена.
Услышав его мерные шаги и звон шпор по каменным плитам, она сжалась в комочек. А рыцарь увидел ее, это рубище, этого милого кудрявого мальчугана на ее коленях, и сердце его, теперь преисполненное участия и ласки к людям, разрывалось от сострадания к ней.
– Помолись обо мне, бедная женщина. Я так несчастен, – сказал он и положил к ее ногам тяжелый кошелек.
Зная его прежний нрав, жена рыцаря догадалась о происшедшей с ним перемене. Его голос всколыхнул в ее сердце воспоминания о днях былой любви. Но открыться ему она не могла. И от этого она заплакала.
– Не плачь, – сказал рыцарь. – Поверь, годы твоих страданий позади. В этом кошельке сто гульденов, их надолго хватит и тебе, и твоему малышу. Пусть лучше я стану нищим, но вы живите, не зная нужды.
Жена его зарыдала.
– Что с тобой, женщина? – спросил рыцарь, наклонился и заглянул ей в лицо. В следующий миг он подхватил ее вместе с сыном на руки и, высоко подняв их над головой, закричал, ликуя:
– Хвала Всемогущему Богу, я нашел жену и сына!
Они вложили кошелек с деньгами в церковную копилку, помолились на дорогу и отправились домой. Жена с сыном сидели на коне, а рыцарь шагал рядом и не сводил с них глаз. Когда они оставили город и были одни, жена попросила рыцаря подать ей руку. Она сняла с нее перчатку. Рука благородного рыцаря была чистой и белой, как в юности.

@темы: сказковое, светлышное и просветейшее, а я - ваш фанат, читать? читать!

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

*-* так. и. будет.

Пишет Гость:

08.06.2012 в 19:13

Минздрав автор предупреждает: сомнительное соответствие заявке.


Пушинка пристала к кончику пера и жирным пятном осела на бумаге, нарушив ровный строй букв. Чернила бледнели, высыхая.

Словно преждевременная седина, волосы припорошила пыль. По камню, казавшемуся надежным, ползла трещина.

Марионетки то дрыгались не в такт, то нелепо открывали рты. Цветные нитки путались в дрожащих старческих руках.

"Именем Великой Талигойи"..
Ричард перечел написанное, звучавшее лучшей в мире музыкой.
"Именем Великой Талигойи я, герцог Окделл, Повелитель Скал"...
Случайно он бросил взгляд на предыдущую страницу и обреченно отметил, что черное уже посерело, вот-вот слова выцветут и исчезнут совсем.
Задача казалась нудной, но простой: честно и откровенно описать свою жизнь. Правда загорится золотом, ложь испарится бесследно. Дик без сомнений принялся за дело, после первой неудачи повторил попытку снова и снова, но проклятая Книга не желала сохранять ни слова.
Он не помнил, в который раз начинал рассказывать об Алве, королеве, Штанцлере, Альдо. Иногда уставшим глазам чудился проблеск, однако страницы упорно оставались белыми.
Обложку книги украшала чудной работы миниатюра: монах-художник за работой. Человек в рясе рисовал человека, который рисовал человека, который... Когда Дик всматривался в картинку, пытаясь разглядеть мельчайшее изображение в изображении, у него начинала кружиться голова, а видение ускользало вдаль, нигде не заканчиваясь, - как и его бесконечный труд.

Он протер глаза от пыли, отряхнул фартук.
Четырехгранная башня уже поднялась выше своего строителя. Черные и белые плитки застыли в строгом чередовании, опираясь на угловые камни. Ступени вели от колонн к внутренней арке.
Он прислушался, не раздастся ли такой знакомый треск - знак очередного провала, провала в прямом смысле слова. Начиналось всегда с трещинки толщиной в волос, а потом равновесие на глазах превращалось в груду обломков.
"Выбери основание, крепче которого нет, для жизни нерушимой".
Герцог Алва вспоминал одного за другим всех, кого знал. Гордость, корысть, доблесть, честь, страх - на чем бы ни полагали они свои надежды, предательство грозило сокрушить любую победу и жизнь.
Шорох был почти неслышным, но вокруг стояла полная тишина. Громче, громче, уже не змея по песку, а треск лавины...
Черное и белое смешалось в падении и породило серую пыль, запорошившую волосы, как ранняя седина.

Руки уставали держать на весу бесчисленные нити, тянущиеся к рукам, ногам, ртам, векам. Когда-то кардинал талигойский жаловался на тяжесть нитей, опутывавших государство; сейчас было безмерно трудно справиться с разноцветными паяцами.
Сперва все шло чинно и стройно, шествовали одни, переламывались в низком поклоне деревянные спины других, салютовали солдатики. А потом все путалось, куколка в пепельном парике начинала ухмыляться, вместо того, чтобы заламывать крохотные ручки. Дораку казалось, что она смеется над его бесплодными усилиями. Кто-то внезапно распрямлялся, тыкая стоящего рядом в бок картонным мечом, фигурки суетились тем бестолковее, чем больше он старался поправить положение, корона съезжала с ватной головы, и начиналось Леворукий знает что.

Ветер норовил взметнуть страницы, Ричард положил на них перстень, чтобы прижать. Сжав зубы, он писал и писал, не проверяя, остается ли что-то от его усилий. "Именем Великой Талигойи", - повторял он, как заклятие, и с ужасом чувствовал, как обесценивается оно от повторения в бесчисленных указах, блекнет и выцветает прямо на глазах и наконец начинает казаться высокопарным и бессмысленным.
Юношу охватило отчаяние. Перо оставляло на бумаге странные закорючки, инициалы - какая разница, что писать, если все исчезнет. "Алан", "Эгмонт", "Ричард", "Монсеньор", "Катари"... Последнее он яростно вымарал, хотя нужды в этом не было.
Можно было подождать, пока страница побелеет, но Дик перевернул ее, открывая чистый лист. Макнул перо, задумался, представления не имея, что напишет. И сам удивился, увидев, как вывела рука родившееся в миг рассеянности: "Простите меня".
Ветер рванул бумагу, перстень покатился на пол. Ричард едва успел подхватить его - и зажмурился.
Книга светилась ярче огня. Чистым золотом пылала короткая надпись, всего три слова: "Так и будет".

Он опустил резец, которым думал подровнять выступ камня. Не было смысла вымерять и подгонять друг к другу плитки, если все завершалось одним. Не было основания, на котором устояла бы тяжесть башни.
Мысль была случайной и больше подошла бы какому-нибудь святому вроде Оноре. Кажется, убиенный в самом деле говорил что-то о любви как единственной ценности и истине - говорил с пылкостью, в других устах показавшейся бы фривольной. Но не смешно ли ему, герцогу Алва, сделать краеугольным камнем то, что он отвергал всю жизнь?
Строительству не было видно конца. Алва уже не загадывал, сколько камней успеет положить до крушения, до того, как они начнут расползаться, словно надорские булыжники-черепахи.
Руки споро продолжали привычную работу, пока разум был занят воспоминаниями. Любовь? Когда-то и маркиз Алвасете ставил ее превыше всего - до того, как столкнулся с предательством. Привычно высмеивая романтические излияния, запретил себе верить в возможность бескорыстного чувства, кроме разве что ненависти. Но если допустить, что прав был монах со своими бредовыми проповедями....
Укладывать плитки стало неудобно, - Рокэ обратил наконец внимание, как высоко поднялась стена, выше, чем когда либо. Он замер в ожидании знакомого треска-шороха, он напряженной тишины в ушах зашумело, но башня стояла. Более того, она росла! Росла сама по себе, словно земля выталкивала на поверхность плиты в полном соответствии с изначальным четырехугольником.
- Создатель, - верный себе, Ворон усмехнулся, - простец обошел мудреца? Значит, так и будет...

Кукольный рот сам собой захлопнулся, когда Дорак заново привязывал оборвавшуюся нитку, и больно прищемил палец.
- Будьте людьми наконец, - усовестил пространство кардинал. Может быть, он сошел с ума, раз начал беседовать с куклами, но как тут остаться в здравом уме?
Он опустил уставшие руки, нити послушно легли на пол.
- Будьте людьми...
- Так и будет, - ответил внезапно совсем не кукольный голос, безо всякой писклявости.
- Так и будет, - нитки не шевелились, а фигуры поднимались с пола, еще угловато, но уже как люди, а не как куклы.

Ричард увидел огромную черно-белую башню. В широкую арку, опирающуюся на колонны, мог бы въехать всадник, но на ступенях стояло множество людей, знакомых и незнакомых. Из арки лился чистый золотой свет.
- Что это? - и вместе с вопросом пришла уверенность: теперь все будет хорошо.
- Будет? - спрашивал он, пробираясь ближе к источнику света, уже различая очертания Книги. - Правда?
- Будет, - может быть, это был голос Робера, или еще кого-то. - Теперь так и будет.

URL комментария

@темы: сказковое, кусочное, ну вот ты и попался, светлышное и просветейшее, утыреное и близкое, читать? читать!

---

вот уж не думала, что буду читать про Федю Басманова.

БРАТ, ЭТО ВСЕ ТЫ!

ну вот. а теперь можно и ссылки:
стихофик в дневнике Федоры
*носом кровь* все пока, но я же я, я же еще 10 постов потом добавлю. лол хд

@темы: сказковое, инь-янь-хрень, ололо!, чёртов я, ебанись об карниз!, длиннохвостый придурок, утыреное и близкое, не, это не химия..., читать? читать!, в 3.14зду таких филологов!

---

муки совести и сложность принятия решений... это такой пипец хд

@темы: кусочное, Рамон пошёл за раменом, длиннохвостый придурок, таки я адмирал, короблятская жизнь, в 3.14зду таких филологов!

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

ОНО ТОГО СТОИТ, ОДНОЗНАЧНО!

12.05.2012 в 21:38

Пишет  Темнейшство:

это ржака такая! всем читать!

12.05.2012 в 01:58

Пишет  Ли Шеннон Кристи:

моя рыдал!!)) кот и Бабушог разбужены)) пойду спать))

12.05.2012 в 00:40

Пишет  Dokuhebi:

Ржачное на ночь...
... глядя попалось. Уже перебудила соседей, теперь ваша очередь)))


Сий комикс посвящается яою, состоит из двух частей.

ЧАСТЬ 1

Рекламная пауза:






*Шутки:
Намбер ван:чувак троллит педиковатого приятеля, как бы намекая:
- что будешь заказывать? банановый коктейль или клубничное мороженое?
- нет... я буду обычный кофе... ну может, со сливками...
- а ты еще положи туда вишенку.
- фу на тебя, там же косточка.
Намбер ту (в школах так троллят педиковатых мальчиков):
- Почему ты покраснел? влюбился в меня? или на стуле больно сидеть?













КОНЕЦ 1ЧАСТИ

ЧАСТЬ 2

Рекламная пауза:


















Рекламная пауза:


















Рекламная пауза:










Постскриптум:













КОНЕЦ (?)


Автор сей прелести a_k_e_e_m_a

@темы: ололо!, утыреное и близкое, не, это не химия...

---

Экзамены кончились. Потихоньку начну наводить порядок в доме, в голове, на книжных полках, в аккордах, и тут - тоже. Еще выпускной и все. На следующей неделе побегу за билетом на поезд, остается месяц, только месяц и будет мне счастье... Наконец-то. Боже, как же я этого жду... И как же я буду прыгать от счастья и считать дни до, когда билет будет у меня на руках. Вииииииу! Почти лечу!

Литература, к слову сказать, думаю, сдана нормально. Может быть даже на пять. В любом случае, вариант был на адово-сложный, в отличие от общества, и написал я, хоть и второпях и сразу на чистовик, но все. Авось прокатит, небось, оценят, так чтоооо.. можете меня поздравить! хд

Единственная грустняшка на сегодня... Я хочу поиграть в шахматы! Очень! Но увы... Спит сладким сном мой... партнер хд

@настроение: устаааал :З

@темы: школоло, наркоман штоле?, светлышное и просветейшее, длиннохвостый придурок, таки я адмирал, короблятская жизнь, ветрище, в 3.14зду таких филологов!