Внутри меня - миллионы галактик, которых не было. Глаза мои - хамелеоны, настроенные на небо... (с)
Часы напольные, тяжелые, старые. Им больше века. Слой пыли на них говорит о том, что их давно не касалась рука человека.
Часам плохо. Они растягивают секунды почти до вечности, смакуя каждую. Медленно-медленно крутится и работает древний механизм. Несмазанные сотню лет шестерни натужно скрипят, минутная стрелка, проржавевшая насквозь, должная скоро рассыпаться прахом, делает последний рывок и останавливается на половине шестого. Секундная ненадолго застывает, а затем перекатывается на положенное ей расстояние. И еще раз. И еще. Скрип становится громче, темп ускоряется до нормального - часы оживают вновь.
Виной тому, может быть, какая-то физика, а может и шум, раздавшийся неожиданно перед парадной дверью заброшенного особняка.
Часы хоть и старые, но все слышат. Чутко навострились все три стрелки и все часовое нутро.
Часы голодны. Они столько лет питались только пыльным воздухом и секундами, кои приходилось рассасывать до косточек, тянуть каждый миг поглощенного времени.
Часы ждут. Шаги по лестнице - осторожные, медленные... легкие. Детские. Затих скрип механизмов, и стрелки замерли. Часы затаились.
Девочка. Маленькая, светлая, невесомая. В тонком хлопковом платье с бантом, с распущеными светлыми волосами. Любопытный взгляд скользит по старинным вещам, рука неловко касается пыльных перил, когда подворачивается неудачно ножка в сандаликах.
Девочка проходит в комнату. Немного напугана здешним сумраком, но отступать не собирается. Шаг за шагом подходит она все ближе, оглядываясь вокруг.
Маятник нетерпеливо качнулся в сторону, как хвост охотящейся кошки. Девочка вздрогнула и двинулась к часам, протягивая вперед тонкую хрупкую ручку.
Часы выжидают. Еще один маленький шаг. Еще одна секунда - нет, миг! Драгоценный миг. Ведь часы-то знают цену времени.
Узкая ладошка стирает пыль с циферблата и тут же испуганно приоткрывает очаровательный ротик, отнимая от треснувшего стекла руку, отступая назад и не в силах даже вскрикнуть. С пальчиков рубиновыми капельками стекает кровь, осколки рассыпались по полу.
Маятник раскачался сильно, гипнотизируя, притягивая и маня жертву назад. Секундная стрелка угрожающе дрогнула и направилась в обратную сторону, отсчитывая миги.
Девочка вновь подле часов. Пальцы у нее совсем залиты алым, по светлому платью размазались свежие следы. Секундная стрелка вновь замерла на месте.
Осколки резко брызнули девочке в лицо, распарывая нежную кожу и раня глаза. Громкий крик разнёсся бы далеко, но пыль слопала все звуки, как самое вкусное лакомство. Длинный кусок стекла ударил точно в грудь, разодирая кожу и пробивая детские ребра. Маленькое тело осело на пол, с тихим хрипом выпустив из легких последний воздух.
Дверца часов приотворилась медленно, оттуда осторожно выскользнули два тонких, но крепких канатика. Они почти нежно обвились вокруг запястий и плеч девочки и втянули ее внутрь часов. Дверца закрылась.
Медленно и осторожно заработали старые механизмы, разрывая плоть, перемалывая молодые косточки, вытягивая соки, напиваясь кровью вдоволь. Своя доля драгоценной смазки досталась каждой, даже самой маленькой, детали.
Маятник замедлил движение, часы издали мелодичный перезвон и продолжили свою вековую работу. Впервые за много лет они были сыты.
Часам плохо. Они растягивают секунды почти до вечности, смакуя каждую. Медленно-медленно крутится и работает древний механизм. Несмазанные сотню лет шестерни натужно скрипят, минутная стрелка, проржавевшая насквозь, должная скоро рассыпаться прахом, делает последний рывок и останавливается на половине шестого. Секундная ненадолго застывает, а затем перекатывается на положенное ей расстояние. И еще раз. И еще. Скрип становится громче, темп ускоряется до нормального - часы оживают вновь.
Виной тому, может быть, какая-то физика, а может и шум, раздавшийся неожиданно перед парадной дверью заброшенного особняка.
Часы хоть и старые, но все слышат. Чутко навострились все три стрелки и все часовое нутро.
Часы голодны. Они столько лет питались только пыльным воздухом и секундами, кои приходилось рассасывать до косточек, тянуть каждый миг поглощенного времени.
Часы ждут. Шаги по лестнице - осторожные, медленные... легкие. Детские. Затих скрип механизмов, и стрелки замерли. Часы затаились.
Девочка. Маленькая, светлая, невесомая. В тонком хлопковом платье с бантом, с распущеными светлыми волосами. Любопытный взгляд скользит по старинным вещам, рука неловко касается пыльных перил, когда подворачивается неудачно ножка в сандаликах.
Девочка проходит в комнату. Немного напугана здешним сумраком, но отступать не собирается. Шаг за шагом подходит она все ближе, оглядываясь вокруг.
Маятник нетерпеливо качнулся в сторону, как хвост охотящейся кошки. Девочка вздрогнула и двинулась к часам, протягивая вперед тонкую хрупкую ручку.
Часы выжидают. Еще один маленький шаг. Еще одна секунда - нет, миг! Драгоценный миг. Ведь часы-то знают цену времени.
Узкая ладошка стирает пыль с циферблата и тут же испуганно приоткрывает очаровательный ротик, отнимая от треснувшего стекла руку, отступая назад и не в силах даже вскрикнуть. С пальчиков рубиновыми капельками стекает кровь, осколки рассыпались по полу.
Маятник раскачался сильно, гипнотизируя, притягивая и маня жертву назад. Секундная стрелка угрожающе дрогнула и направилась в обратную сторону, отсчитывая миги.
Девочка вновь подле часов. Пальцы у нее совсем залиты алым, по светлому платью размазались свежие следы. Секундная стрелка вновь замерла на месте.
Осколки резко брызнули девочке в лицо, распарывая нежную кожу и раня глаза. Громкий крик разнёсся бы далеко, но пыль слопала все звуки, как самое вкусное лакомство. Длинный кусок стекла ударил точно в грудь, разодирая кожу и пробивая детские ребра. Маленькое тело осело на пол, с тихим хрипом выпустив из легких последний воздух.
Дверца часов приотворилась медленно, оттуда осторожно выскользнули два тонких, но крепких канатика. Они почти нежно обвились вокруг запястий и плеч девочки и втянули ее внутрь часов. Дверца закрылась.
Медленно и осторожно заработали старые механизмы, разрывая плоть, перемалывая молодые косточки, вытягивая соки, напиваясь кровью вдоволь. Своя доля драгоценной смазки досталась каждой, даже самой маленькой, детали.
Маятник замедлил движение, часы издали мелодичный перезвон и продолжили свою вековую работу. Впервые за много лет они были сыты.