Внутри меня - миллионы галактик, которых не было. Глаза мои - хамелеоны, настроенные на небо... (с)
Пятница была студенческой. Я был особенно устал, сердит и желчен, когда меня выманили из-за кресла, из дома, обещанием рассказать несколько дивных историй. Что ж, они оказались не такими дивными, как ожидалось, но я не жалею, что повёлся: услышанное запомнил, не считая это излишним. Нужно узнавать людей если не до известного им донышка, то хоть общее, разное общее во всём его ужасе, во всей его прелести.
После холода, тепла, часа в маршрутке, моих нелепых анекдотов, снова холода, кухни, трёх бокалов вина и неудачного отнимания у меня моей электронной стены, Ведьмы расцеловали меня и отпустили в темноту и полу-тишину, в которой я мог читать книгу и слышать песни, играющие в моей голове сторого по порядку плей-листа. Иногда они заглядывали по одной, проверить, спросить или поговорить чуть дольше, присев на пол рядом со мной. Иногда заглядывал нахальный бело-чёрный кот, гладился и уходил. Мне даже принесли стакан вина. Замечательный фрагмент. Знаете, одиночество без отвлекающих факторов. На самом деле, сгущеное время моей жизни, оно такое всё. Темнота, где-то рядом, но через преграду - жизнь, как она есть, нескладная, фантасмагоричная, со смехом и со слезами, очаровательные прохожие, книга и питие. Вино, кстати, было самое дешёвое, пакетное, но всё-таки вино. Я покупал. Это тоже моя скромная насмешка, правда, непонятно, над чем, над кем.
В субботу вечером, в девять, папа уезжал в Москву, нужно было его проводить. В 19:00 начинался концерт Телегина. Я успел. Я пришёл раньше, немного похмельный, накусаный, наслушавшийся всякого, в этой своей сливовой помаде, надеясь на репетицию перед концертом и пару слов... в итоге я час занимался с шестилетним ребёнком изучением алфавита, чтением по слогам, развитием мелкой моторики рук и расширением кругозора. *раскланивается* Да-да. Вот. Группы вообще не было, они пришли в начале восьмого, Данила бродил по зальчику тенью летучей мыши, а я тоскливо смотрел на капюшон его мантии, пока дитя с охотничьим азартом собирало слова на моём планшете. К слову, не только дитя. Взрослые тоже подключились к поиску обременённых смыслом буквосочетаний в замечательной игре "филворды". Это, кстати, было единственное, что я сказала Телегину. "Филворды". "Фил-вор-ды". И снова смотрела на капюшон, судорожно подбирая реплики. В половине восьмого они начали играть. Это был шум, настоящий шум, чёрные, белые и цветные помехи. И это был поток мыслеформ. Если бы я не сидела, не осязала подушку и плечо неожиданной знакомки, меня бы унесло. Я говорил, похоже на the Cure. Немного на "АукцЫон" - просто настроением. Я смотрела на этого трескающего человека с микрофоном и понимала, что он иногда видит в зеркале не глаза, а затылок, что море в его снах густое, как медуза, что он пишет не как дышит, а как кашляет, приотрывая внутри себя дверь с темнотой и Ничем. Что он, конечно, смеётся и бывает счастлив чаще, чем осознаёт, что дверка закрывается достаточно плотно, если прижать и т.д. Старалась осознать и ощутить присутствие. Почему-то очень хотелось коснуться. Я всегда легко влюбляюсь, даже при наличии глубокой привязанности, любви, которая не меняется, не мнётся, не трётся и не блекнет, и этих влюблённостей - целая картотека. Но коснуться хочется редко. Впрочем, у меня сейчас какое-то обострение, хочется обнимать, держать, задевать. У меня не получилось. Всего 40 минут я следила и слушала. А потом тихо ушла, махнув рукой в коридорчике, жестами объяснив, что просто пришло время. Ещё вернулась к окну, из вечера посмотрела в зальчик, чтобы уцепить хоть краешек чёрного рукава, но, конечно, прелесть видений в том, что они неуловимы. Потом был поезд, вокзал, кухня дома, HOM&M V с Рысью, короткий отзыв на странице группы TLGN, под их отзывом о городе и концерте. С подписью "филворды". "Селебрити" лайкнул, мне было очень смешно.
Воскресенье стало днём чтения. Я задвинул всё. Писанину, вычитку, свои хвосты - только список составил и положил его подальше, в угол, к другим несчастным бумажкам. И читал рассказы Рубиной, сборник "Школа беглости пальцев". Братиш говорил, что это хорошо, но это оказалось ещё лучше. Всё живое. Судьбы настоящих живых людей. Семей. Даже народов. Забавные, но больше печальные. Печальные до слёз. Сироты, разведёные, нелюбимые, погибающие. Разные. Живые. Я слушал их весь день. У меня не беды - это я всегда знал, но вчера почувствовал сильнее глупость и пустячность собственных обид. Справедливо. Мельком подумал, что не смог бы написать про Рубину статью. Даже если бы действительно исследовал и писал, про неё вряд ли смог бы. Она сама про себя пишет, лучше всех. Отрываясь только иногда от читалки - на разговоры, стирку, магазин и прочее земное - сборник я, конечно, дочитал...
После холода, тепла, часа в маршрутке, моих нелепых анекдотов, снова холода, кухни, трёх бокалов вина и неудачного отнимания у меня моей электронной стены, Ведьмы расцеловали меня и отпустили в темноту и полу-тишину, в которой я мог читать книгу и слышать песни, играющие в моей голове сторого по порядку плей-листа. Иногда они заглядывали по одной, проверить, спросить или поговорить чуть дольше, присев на пол рядом со мной. Иногда заглядывал нахальный бело-чёрный кот, гладился и уходил. Мне даже принесли стакан вина. Замечательный фрагмент. Знаете, одиночество без отвлекающих факторов. На самом деле, сгущеное время моей жизни, оно такое всё. Темнота, где-то рядом, но через преграду - жизнь, как она есть, нескладная, фантасмагоричная, со смехом и со слезами, очаровательные прохожие, книга и питие. Вино, кстати, было самое дешёвое, пакетное, но всё-таки вино. Я покупал. Это тоже моя скромная насмешка, правда, непонятно, над чем, над кем.
В субботу вечером, в девять, папа уезжал в Москву, нужно было его проводить. В 19:00 начинался концерт Телегина. Я успел. Я пришёл раньше, немного похмельный, накусаный, наслушавшийся всякого, в этой своей сливовой помаде, надеясь на репетицию перед концертом и пару слов... в итоге я час занимался с шестилетним ребёнком изучением алфавита, чтением по слогам, развитием мелкой моторики рук и расширением кругозора. *раскланивается* Да-да. Вот. Группы вообще не было, они пришли в начале восьмого, Данила бродил по зальчику тенью летучей мыши, а я тоскливо смотрел на капюшон его мантии, пока дитя с охотничьим азартом собирало слова на моём планшете. К слову, не только дитя. Взрослые тоже подключились к поиску обременённых смыслом буквосочетаний в замечательной игре "филворды". Это, кстати, было единственное, что я сказала Телегину. "Филворды". "Фил-вор-ды". И снова смотрела на капюшон, судорожно подбирая реплики. В половине восьмого они начали играть. Это был шум, настоящий шум, чёрные, белые и цветные помехи. И это был поток мыслеформ. Если бы я не сидела, не осязала подушку и плечо неожиданной знакомки, меня бы унесло. Я говорил, похоже на the Cure. Немного на "АукцЫон" - просто настроением. Я смотрела на этого трескающего человека с микрофоном и понимала, что он иногда видит в зеркале не глаза, а затылок, что море в его снах густое, как медуза, что он пишет не как дышит, а как кашляет, приотрывая внутри себя дверь с темнотой и Ничем. Что он, конечно, смеётся и бывает счастлив чаще, чем осознаёт, что дверка закрывается достаточно плотно, если прижать и т.д. Старалась осознать и ощутить присутствие. Почему-то очень хотелось коснуться. Я всегда легко влюбляюсь, даже при наличии глубокой привязанности, любви, которая не меняется, не мнётся, не трётся и не блекнет, и этих влюблённостей - целая картотека. Но коснуться хочется редко. Впрочем, у меня сейчас какое-то обострение, хочется обнимать, держать, задевать. У меня не получилось. Всего 40 минут я следила и слушала. А потом тихо ушла, махнув рукой в коридорчике, жестами объяснив, что просто пришло время. Ещё вернулась к окну, из вечера посмотрела в зальчик, чтобы уцепить хоть краешек чёрного рукава, но, конечно, прелесть видений в том, что они неуловимы. Потом был поезд, вокзал, кухня дома, HOM&M V с Рысью, короткий отзыв на странице группы TLGN, под их отзывом о городе и концерте. С подписью "филворды". "Селебрити" лайкнул, мне было очень смешно.
Воскресенье стало днём чтения. Я задвинул всё. Писанину, вычитку, свои хвосты - только список составил и положил его подальше, в угол, к другим несчастным бумажкам. И читал рассказы Рубиной, сборник "Школа беглости пальцев". Братиш говорил, что это хорошо, но это оказалось ещё лучше. Всё живое. Судьбы настоящих живых людей. Семей. Даже народов. Забавные, но больше печальные. Печальные до слёз. Сироты, разведёные, нелюбимые, погибающие. Разные. Живые. Я слушал их весь день. У меня не беды - это я всегда знал, но вчера почувствовал сильнее глупость и пустячность собственных обид. Справедливо. Мельком подумал, что не смог бы написать про Рубину статью. Даже если бы действительно исследовал и писал, про неё вряд ли смог бы. Она сама про себя пишет, лучше всех. Отрываясь только иногда от читалки - на разговоры, стирку, магазин и прочее земное - сборник я, конечно, дочитал...